Я встретил в автобусе девушку в чёрной медицинской маске.
Даже обычные: зелёные или голубые, отпугивают — от них тянет больницей, тревогой, а чёрная сразу повеяла смертью. Но девушка была самая обычная – невысокая, в обтягивающих джинсах, грубой курточке с овчинным воротником и густо накрашенными ресницами в комочках туши.
Автобус дёрнулся, и её швырнуло на стену. Судя по звуку, приложило крепко.
— Всё в порядке Девушка..
— А… да…
Она выпрямилась, уцепившись за поручень. Независимо поправила маску и сошла на ближайшей остановке. Мне надлежало за ней следить, так что я спрыгнул следом.
Мимо проехал тёмно-красный спортивный цивик.
— Девушка!
Она оглянулась, локтем прижимая к себе бежевую сумку.
— Вы как Вас проводить
Она напряжённо кивнула, я догнал её, и мы пошли бок о бок.
— Может, в травмпункт Мне показалось, вы сильно ушиблись в автобусе.
Она смерила меня хмурым взглядом:
— Если хотите познакомиться, так и скажите.
Она, похоже, была чем-то раздражена — может, своим падением в автобусе. Но мне всё равно, пусть хоть заогрызается — какая разница, как её отвлекать. Задание было чёткое: не выпускать из поля зрения ближайшие тридцать два часа, по возможности купировать последствия. Потом прибудет подкрепление, и с ней разберутся уже без моей помощи.
— Так как вас зовут
— Перси.
— Как страна
— Нет. Сокращённое от Персефона.
«А мадам не без чувства юмора», – подумал я.
— Помочь донести – я кивнул на объёмистые чёрные пакеты с лого бутика на Варшавке. Весьма недальновидно — они оказались тяжелыми, будто не с тряпками, а с кочанами капусты; пластиковые ручки противно впивались в ладонь. К тому времени, как мы подошли к её дому, у меня разболелась спина, а в виски вовсю колотила мигрень. Кое-как свесив пакеты к локтю, я посмотрел на часы. Прошло сорок минут из положенных тридцати двух часов. Страшно подумать. Я ободрился мыслью, что коллегам выпадают и более длинные дежурства, и вошёл следом за ней в старый, довольно опрятный подъезд с алоэ на подоконнике.
На лестнице мы столкнулись с мужчиной в куртке поверх белого халата; за молнию на его ботинке зацепился синий клочок от бахила. Следом за мужчиной двое санитаров спускали по лестнице носилки. Я прислонился к стене, чтобы дать им пройти; машинально даже втянул живот.
— Не ваш знакомый — спросил я у Перси, которая по-прежнему не сняла своей чёрной маски.
— Нет.
У двери, обитой зелёным, в проплешинах, дерматином, Перси остановилась и принялась рыться в сумке в поисках ключей. Затем отточенным жестом поддала дверь коленом, вставила в лунку ключ — железную трубку с зазубринами — и с силой налегла плечом. Дверь распахнулась, и я оказался на пороге одного из «царств смерти», как у нас зовутся пристанища таких девушек.
Пропустив меня в тёмную прихожую, Перси забрала пакеты. Я уставился на массивную люстру-подсвечник на пять свечей. Тянет на антиквариат — прямо старинный кованый канделябр… Перси шлёпнула выключателем, и в пыльный воздух под потолком всплыли алые электрические огни. Краем я глаза уловил, как по стене метнулась юркая тень. В следующий миг, обрызгав слюной ботинки, меня облаяла крошечная лысая шавка с глазами-бусинами.
— Это Харон, – бросила Перси. — Китайская хохлат…
Её прервал жуткий металлический грохот с улицы – судя по звуку, что-то рухнуло на крышу машины. Мы бросились к окну. Так и есть: проржавевшая водосточная труба на кузове Скорой. Надеюсь, туда не успели занести больного.
Как ни в чём не бывало, Перси стянула куртку. На её левой руке я с мрачным удовлетворением заметил широкий браслет из мятой латуни.
Ждал, что она предложит чаю, но Перси молчала, и я не слишком представлял, что делать дальше. Можно, конечно, следовать инструкции, но она была составлена в незапамятные времена и годилась только для крайних случаев. А я не хотел, чтобы Перси раньше времени заподозрила, что я знаю о ней чуть больше, чем она думает. Пускай считает меня случайным попутчиком, так меньше хлопот. Пожалуй, если сейчас выставит, просто посижу на лавочке у подъезда. Не вылетит же она через трубу – это всё же ведьминский профиль, а она из другой категории. Посижу, покараулю её и подумаю, что делать дальше.
Но она всё-таки продемонстрировала гостеприимство:
— Хотите чаю
— Разумеется, — я с готовностью сбросил пиджак и развалился на скрипнувшем деревянном стуле. — С молоком, если можно.
Удивлённая моей бесцеремонностью, она наконец улыбнулась — нерешительно и довольно скупо:
— С молоком так с молоком.
Когда вода закипела, Перси поставила на стол стеклянные кружки из Ашана, выложила разномастные ложки, молочник из нержавейки и заварочный чайник в форме черепа, к которому был приделан керамический хоботок. Идеальным было бы разговориться с ней о какой-нибудь ерунде и выцепить из этого повод встретиться снова – например, вечером. Но она упорно молчала. Я обшарил глазами кухню, ища, за что бы зацепиться. Увидел пластиковые фигурки, сгрудившиеся вокруг мельницы для перца. Одна из них – пластиковая женщина-воительница с шакрамом над головой – оказалась знакомой.
— О, ты тоже любишь «Зену – королеву воинов»
И пошло-поехало.
***
Когда тема сериалов окончательно исчерпала себя и мы перешли на «ты», Перси, слегка оттаяв, поглядела на меня поверх маски:
— Торопишься
— Нет, — я мгновенно напружинился, почуяв добычу – если она предложит остаться, я точно не выпущу её из виду до утра как минимум.
— Мне через час ехать на вокзал. Поможешь с багажом
Мда. Не то, на что я рассчитывал, но в задачу укладывается.
— Да… хорошо.
— На Курский, – уточнила она.
— Куда едешь
— В Ад… — Перси поперхнулась остатками холодного чая, и мне пришлось перегнуться через стол, чтобы хлопнуть её по спине. – В Адлер.
— Не поздновато Вроде бархатный сезон уже всё.
— В самый раз, — отрезала она.
***
Волоча за собой тёмно-синюю спортивную сумку, я поминутно чертыхался и извинялся, наступая на чьи-то ноги. Разглядывая толпу, с тоской размышлял: наверняка придётся препираться с проводницей переполненного вагона, чтобы выбить себе место. Иначе нельзя – до конца «слежки» по-прежнему оставалось больше суток, я не мог отлучиться от Перси.
Когда мы отыскали её вагон, до отхода поезда оставалось тринадцать минут.
— Я отойду за водой. Посторожишь вещи
— Да, конечно.
Её отсутствие было мне на руку. Я дождался, пока Перси нырнёт в стеклянную будку продуктового, и, рывком дёрнув за собой сумку, подошёл к проводнице, просматривавшей распечатку с данными пассажиров.
— Женщина, у меня такая ситуация… Купил электронный билет, и разрядился телефон. Что мне делать
— Ваше имя-фамилия
Чёрт. Не подумал. Скосив глаза на лист в её руках, я выдал первую бросившуюся в глаза строчку:
— Коровин Артём Дмитриевич.
Она сверилась со списком и протянула руку:
— Давайте паспорт.
Я полез за паспортом, уж не знаю, на что надеясь: конечно же, никакого Коровина там не было. Я уже пожалел, что затеял всё это – надо было сразу говорить на языке купюр, – но, на моё счастье, к вагону подвалила толпа детей и подростков с одинаковыми походными рюкзаками. Энергичная рыжеволосая девушка, возглавлявшая детвору, вытащила из сумки пачку билетов и двинулась к проводнице. Та, сдвинув очки, поглядела на гомонящую толпу и махнула мне:
— Заходите. Когда их посажу, разберёмся.
Я втащил Персину сумку в вагон и, радуясь небывалому везению, принялся выглядывать её в окно. Конечно, когда проводница расселит по вагону детей, дойдёт и моя очередь, но к тому времени я… хм… придумаю что-нибудь.
Зажав под мышкой бутылку минералки и бумажный пакет фастфуда, к поезду вернулась Перси. Я забарабанил в стекло, и она сразу увидела меня. Кивнула на соседний вагон: мол, зайду там, чтобы не ждать, пока проводница посадит всех детей. Пока ждал её, закинул сумку под сиденье и осмотрелся. Обыкновенный плацкарт: душно, пыльно, пахнет старым поездом и дошираком.
Перси шла ко мне со стороны дальнего тамбура, лавируя между сумок и чемоданов. Ей оставалось пройти каких-то два отсека, когда на улице поднялась крикливая суета. Почти сразу же включилась сирена, и мужчины в форменных оранжевых жилетах железнодорожников побежали вперёд, туда, где заканчивалась параллельная платформа. Слухи в таких ситуациях плодятся быстро, и полминуты спустя мы уже знали, что: а) кто-то бросился под поезд; б) соседний состав заминирован; в) пьяный бомж упал на пути.
Ближе всего к истине оказался третий вариант, но на пути угодил не пьяный бомж, а трое подростков из толпы у нашего вагона. Как туда попали эти придурки – не знаю (хотя вру, знаю), но это задержало отправление поезда, добавило лишнего шума и в целом было мне на руку.
***
Дорога до Адлера прошла почти спокойно – по крайней мере, смертей на счету не появилось. Было несколько мелких аварий, один раз, под Староминском, не вовремя перевели стрелки, и мы едва не столкнулись со встречным составом на Москву. Ещё случилась стычка с проводницей, но это не в счёт. Хуже было то, что Перси начала меня подозревать. И её не в чем было винить. Всё это выглядит довольно странно, правда Случайный знакомый, который ни с того ни с сего, без вещей и без билета поехал с ней на другой конец страны. Кроме того, как и предписано, я не спускал с неё глаз. Старался быть незаметным, но она всё равно чувствовала… В своё оправдание скажу, что предотвратил две смерти: разнял мужиков, вздумавших выяснять, кто круче, в опасной близости от расхлябанной двери тамбура, а ещё поймал ребёнка, который чуть не сорвался с верхней полки.
***
Близость и чёрная маска Перси сильно давили на нервы. Подъезжая к Туапсе, я уже заметно психовал: прошло куда больше тридцати двух часов. Со мной давно должны были связаться специалисты по ликвидации. Моё дело – аккуратно пасти девушку в первые, самые некритичные часы. Потом в игру должна вступать тяжёлая артиллерия – спустя полтора суток «Перси» в любую минуту может перейти в активную фазу…
Но мы проехали Лазаревское, Сочи и Хосту, никакого сигнала не поступило, и мне оставалось только сойти с поезда вместе с ней и, по традиции подхватив сумку, пойти следом по притихшему после сезона Адлеру.
Было нежарко, штормило, листва и не думала желтеть. Перси уверенно вела меня дальше и дальше, углубляясь в частный сектор; в конце концов мы оставили город позади. Начинало смеркаться, и паучиха-ночь уже раскладывала за нами свои путаные нити с золотистыми узелками фонарей.
— Нам ещё далеко — довольно злобно спросил я, изрядно запыхавшись. Где патруль ликвидаторов О чём они вообще думают А если она войдёт в активную фазу прямо сейчас!
— Да, – сухо ответила Перси. — Я не просила меня провожать. Если ты торопишься…
Что будет, если я тороплюсь, я не понял: ожил канал связи.
— Где вы, идиоты Я почти двое суток с ней, как на вулкане…
— Технический сбой. Запеленговали вас в районе Лавадийского дворца. Скорее всего, их база именно там. Жди подкрепление. Тяни время!
Динамик хрипло вздохнул, патруль отключился.
На секунду я прикрыл глаза, а потом бегом догнал Перси, полный решимости навалять этим ребятам из патруля. Но эта мысль выветрилась, стоило Перси цепко и одновременно брезгливо схватить меня за запястье – как чужого ребёнка, испачкавшего руки в навозной куче.
— Я знаю, зачем ты следишь за мной.
Нас, конечно, готовили к такому. Прогоняли ситуацию на симуляторе. Но у меня всё равно ёкнуло, и холодный, просто ледяной голоток прошёлся по пищеводу.
— И — как можно равнодушнее спросил я.
— Раз пришёл — заходи.
И тут, как в фильме ужасов или жутковатой сказке, прямо перед нами из по-южному кромешной темноты вырос приземистый дом с двумя длинными стеклянными флигелями и высокими свечками кипарисов вдоль колоннады. Я почти сразу узнал в нём знаменитый Лавадийский дворец, в котором было снято столько исторических фильмов; дворец, овеянный дурной славой – здесь, говорят, повесился не один актёр. Что ж, ничего удивительного, если тут действительно их база…
Перси уже вошла в сад, разбитый меж двух флигелей; а я вдруг с каким-то животным страхом подумал, что не хочу, совсем не хочу туда входить. Я ведь ещё, в сущности, совсем молод. Моё время ещё не пришло, нет, нет…
— Ну Пошли, что ли – спокойно и почти весело оглянулась она.
Я стоял у калитки, покачивая старую, в слоях краски решётку. Отчего-то казалось, что отсюда уже не выйти. С тоской думалось: где этот чёртов патруль
Перси, нетерпеливо вздохнув, вернулась. Снова взяла за руку и провела через запущенный сад к самому входу. Я пытался вырваться, но слишком вяло; к тому же она держала крепко.
— Мне тоже страшно, – негромко произнесла она. — Ты уже сказал им, где мы Они приходят, они забирают моих сестёр. Прячут их где-то или уничтожают. Они заберут и меня, как только найдут. Ты ведь приставлен, чтобы следить, я права
Я встретил в автобусе. Продолжение
— Люди всегда убегают от таких, как мы. Вокруг нас нет никого, и мы одни, словно в тёмном коконе. Его легко заметить, поэтому нас так быстро находят. Но ты — живой, и ты со мной уже достаточно долго, чтобы их радары начали фонить.
— Но ведь я так скоро умру, — растерянно и даже с какой-то обидой развёл руками я.
— Посмотрим, — отозвалась она. — Ты помог мне. Может быть, всё обойдётся.
Она вжикнула колёсиком зажигалки, и в её руке заплясал мелкий синеватый огонь. Его света было недостаточно, чтобы разглядеть комнату, но я отчётливо увидел за спиной Перси четыре одинаковых силуэта. Она добавила света, и я понял, что это и есть те, кого она называла сёстрами, — точные копии, только без масок, и замершие, застывшие, точно куклы.
— Выбирай любую. С ней ты уйдёшь отсюда. И отдашь её им вместо меня.
— Неужели ты думаешь, что патруль поверит
— На какое-то время — да. Тем более, я кое-что ей отдам, — с этими словами Перси стянула латунный браслет и надела его на руку крайней куклы. Она делала всё медленно и довольно неловко — действовать приходилось одной рукой; в правой она держала зажигалку. Закончив с браслетом, она встала перед куклой и долго смотрела ей в глаза. В скудном свете кукла и девушка выглядели абсолютными близнецами. Потом у неё вдруг резко подогнулись колени, и, не подхвати я её за талию, она бы снова упала.
Выпрямившись и слабо улыбнувшись, Перси пояснила:
— Обычно я забираю. Отдавать сложнее — всегда немного кружится голова.
— Ты сейчас бледная, как смерть.
Кажется, мы оба нервно посмеялись из-за этого нелепого каламбура.
— Только не трогай браслет, — хихикнув в последний раз, предупредила она. И с недевичьей силой вытолкнула нас за порог. В глаза полыхнул осенний свет, и по рукам расползлись мурашки: тёплая южная ночь резко сменилась октябрьской прохладой.
Вместо заброшенного сада вокруг обрисовался полупустой салон автобуса. Мимо, просигналив, пронёсся красный цивик. Рядом со мной стояла обыкновенная девушка в курточке с овчинным воротником, безо всякой маски.
Автобус дёрнулся, трогаясь на зелёный, и из моего кармана выпала синяя книжица шириной с ладонь. Я поднял её, машинально в сотый раз прочтя чёрную надпись: Отряд 217 ПБС. «ПБС» значит «по борьбе со смертью».
Словно среагировав на слова, пискнул канал связи: досадливо и одновременно с усмешкой знакомый голос произнёс:
— Тебя обхитрила уже пятая. Ещё одна — и тебя исключат из организации.
Я поморщился, припоминая. Чёрный сад, тёплый аромат кипарисов… Четыре силуэта в тёмной комнате. Тусклый латунный блеск.
— А с куклой что делать — ощущая прилив бессильной злобы на самого себя, спросил я.
— Оставь. Она не протянет до вечера. Дыхание смерти надолго не оживляет.
Через остановку девушке рядом со мной вдруг стало плохо. Она побледнела и сползла на пыльный прорезиненный пол, но я даже не подумал вызвать Скорую. Однако присел на корточки рядом и, сделав вид, что щупаю пульс, снял латунный браслет.
Вернувшись домой, я сунул его на с
