Ёптель

это не вероятно, но факт!

Девочка в ящике. часть 2.

Девочка в ящике. часть 2. У прокуроров оставалась одна надежда. Среди вещей, изъятых из дома Мазурека во время обыска, был старый катушечный магнитофон. Во время звонков родителям Урсулы

У прокуроров оставалась одна надежда. Среди вещей, изъятых из дома Мазурека во время обыска, был старый катушечный магнитофон. Во время звонков родителям Урсулы похитители воспроизводили запись мелодии. Можно ли было считать, что это устройство использовалось для записи мелодии с радио много лет назад Эксперт, у которой был доступ к оригинальным записям звонков 1981 года, в течение нескольких месяцев тестировала магнитофон Мазурека и пришла к выводу, что именно его использовали похитители во время звонков родителям пропавшей девочки.
28 мая 2008 года, почти через 27 лет после смерти Урсулы, Мазурек был арестован и доставлен в Аугсбург, город, расположенный неподалёку от Эхинга. Об этом уведомили родителей Урсулы. Им сказали, что они могут стать участниками процесса. В соответствии с немецкой правовой системой, родственникам жертв тяжких преступлений разрешается официально присоединиться к обвинению в качестве соистцов. Это даёт им право просматривать доказательства, запрашивать свидетелей и задавать вопросы судьям.
Родители Урсулы не хотели снова сталкиваться с ужасающими подробностями смерти их дочери много лет спустя. Вместо этого было принято решение, что соистцом будет их старший сын Майкл, которому к тому времени было уже за 40; он преподавал религию и музыку в средней школе для девочек в Аугсбурге. Он был тихим, семейным человеком, которого «не устраивала полуправда», как недавно сказал о нём газете Süddeutsche Zeitung его старый друг Михаэль Хофштеттер, который был с ним в Эхинге в тот вечер, когда исчезла Урсула. «Им двигало глубокое чувство справедливости».
Судебный процесс стартовал в феврале 2009 года в окружном суде Аугсбурга. Мазурек, характеризуемый в одной газете как «бородатый великан», сидел напротив своей жены, которая также предстала перед судом как соучастница преступления. Мазурек настаивал на своей невиновности. «Я знаю, что был не очень хорошим гражданином, иногда грубым, и многие опишут меня как плохого человека. Но я не имею никакого отношения к этому преступлению».
Обвинение без труда нашло доказательства его скверного характера. Дочь и пасынок Мазурека мало что могли сказать хорошего о нём как об отце. У него были проблемы с законом, в том числе судимость в 2004 году за фальсификацию документов. Ещё была история про собаку. В 1974 году Мазурек вернулся с пивного фестиваля Октоберфест и обнаружил, что их собака по кличке Сьюзи опрокинула мусорное ведро на кухне. Мазурек схватил животное и запер его в подвальном морозильнике. На следующий день его супруга, которая вскоре должна была развестись с ним, спустилась в подвал за мясом и обнаружила там замёрзшую до смерти Сьюзи. Позже Мазурек заявил, что наказал питомца «ссылкой в Сибирь».
Обвинение изложило косвенные улики против Мазурека. У него был мотив, поскольку он нуждался в деньгах, и средства, чтобы тайно построить ящик, потому что он был владельцем мастерской. Пока Урсулу искали, свидетели видели, как он слушает полицейскую радиоволну, а кусок кожи, использовавшийся при строительстве ящика, был частью ремня, принадлежавшего кому-то с большим животом, как у Мазурека. А в 2007 году, после того как полицейские обыскали его дом, они прослушали телефонный разговор между ним и старым приятелем из Эхинга, во время которого они обсуждали срок давности по делу Урсулы Германн.
Но ключевыми элементами прокурорского дела были отменённое признание Пфаффингера что он вырыл яму по просьбе Мазурека и магнитофон. Они настаивали на том, что признание Пфаффингера заслуживает доверия. Как показала информация из старых полицейских досье, признание Пфаффингера было точным в нескольких отношениях: он подробно описал место захоронения, начиная от лесной поляны и размеров ямы и заканчивая почвой. Главный следователь в 1982 году был убеждён, что Пфаффингер намеренно ввёл его в заблуждение во время визита в лес, притворившись, что не может найти место захоронения ящика. Давая показания в суде годы спустя, упомянутый следователь описывал Пфаффингера как «превосходного актёра и опытного обманщика».
Магнитофон был самым важным и противоречивым доказательством. На допросе в 2007 году Мазурек заявил, что купил его всего за несколько недель до этого на блошином рынке во время короткого отпуска с женой. Но он не смог найти продавца, который подтвердил бы данный факт, да и никто на рынке не мог припомнить, чтобы такое устройство продавалось в тот день. Государственный эксперт заявила, что на записи звонков с требованием выкупа можно было услышать пару щёлкающих звуков это значит, что кто-то нажимал на кнопки магнитофона. Когда она нажала кнопки магнитофона, на неё снизошло озарение. Звуки были идентичными. Другие тонкие характеристики записи также точно соответствовали устройству, что было перед ней. По её словам, «вполне вероятно», что магнитофон, найденный в доме Мазурека, использовали во время звонков с требованием выкупа.
Подводя итоги в марте 2010 года, старший прокурор напомнил суду, что Урсула была «похоронена заживо в ящике», что говорило о «хладнокровии и беспощадности преступника». Трое судей и двое присяжных были убеждены в виновности Мазурека и приговорили его к пожизненному заключению. Его жену оправдали из-за отсутствия доказательств. В суде все, казалось, были счастливы, что убийцу Урсулы наконец-то посадили за решётку. Кроме одного человека.
В начале процесса мало кто в суде обращал внимание на Майкла Германна. Несмотря на необычную внешность у него были седые волосы, завязанные в хвост, и тонкие бакенбарды он был не из тех людей, кто стремился привлечь к себе внимание. После окончания средней школы он выучился на преподавателя в Аугсбурге, а затем открыл музыкальный магазин, который торговал инструментами и оборудованием, в том числе магнитофонами. Он женился, завёл троих детей и усыновил четвёртого. Ему нравилось смотреть, как они растут, видеть, как они разделяют его любовь к музыке, обретают собственный путь в жизни.
Люди, которые знали, что случилось с Урсулой, иногда спрашивали, не переживает ли Майкл за собственных детей. Он отвечал: «Нет». Он никогда не думал о том, чтобы самому искать преступников; это была работа полиции. И хотя в его жизни всё было хорошо, смерть сестры не давала ему покоя. Судебный процесс и его статус соистца давали возможность закрыть дело. И хотя большинство соистцов являются пассивными наблюдателями в суде, Майкл решил отнестись к своей роли гораздо серьёзнее. Он не мог позволить своей семье стать жертвами во второй раз.
Перед началом судебного процесса, к удивлению назначенного ему государством адвоката, Майкл запросил полный доступ к материалам дела, которые насчитывали десятки тысяч отсканированных страниц. За первые несколько недель судебного разбирательства он изучил 6000 страниц. Его воспоминания об Урсуле были яркими и сильными: он вспоминал, как она, несмотря на живость и энергичность, временами проявляла осторожность и чувствительность, расстраиваясь, когда её одноклассники плохо себя вели. Но, читая напечатанные на машинке полицейские отчёты, он понял, что упустил из виду множество подробностей тех ужасных событий сентября 1981 года, даже тот факт, что он помогал Урсуле на уроке игры на фортепиано всего за несколько часов до похищения. Ему казалось, будто его мозг «отключил» эти воспоминания. Майклу многое говорило о том, что Мазурек мог совершить преступление, но в деле был ряд фактов, которые не давали ему покоя. Он не мог понять, почему отменённое признание Пфаффингера теперь рассматривалось как правдоподобное. Из полицейских досье было ясно, что у Пфаффингера были серьёзные проблемы с алкоголем. Находясь в заключении, он утверждал, что испытывал галлюцинации. Он также нигде не работал; на допросе в 2008 году его бывшая жена назвала его лентяем, который ни за что бы не согласился выкопать большую яму.
Как стало известно суду, на признании Пфаффингера даже не стояло его подписи. Следователь записал его по памяти спустя несколько недель. И, как и в случае с Мазуреком, не было никаких ДНК-доказательств, связывающих Пфаффингера с преступлением. Перед судебным разбирательством полиция эксгумировала тело Пфаффингера, но не было обнаружено никаких совпадений с генетическими профилями, установленными несколькими годами ранее.
Больше всего Майкла волновал магнитофон. Имея музыкальное образование, он знал много об акустике и звукорежиссуре и не мог понять, каким образом магнитофон был связан со звонками о выкупе. Даже если катушечное устройство и использовали для записи мелодии с радио, как утверждала сторона обвинения, похитителям всё равно пришлось бы перенести эту запись на портативное устройство, поскольку звонки в дом Германнов производились с телефонов-автоматов. Акустическая среда в телефонной будке и доме похитителя также повлияла бы на то, что полиция в конечном итоге услышала и записала на другом конце телефонной линии.
Адвокат Майкла посоветовала ему не придавать этому большого значения. «Она сказала: «Вы поступаете не как соистец». Но я не думал о традициях, я просто делал то, что считал правильным», сказал Майкл. Он написал письмо в суд, назвав заключение звукооператора о магнитофоне «неполным или предвзятым». Судьи были недовольны, но по закону они были обязаны зачитать письмо в суде. Это было в высшей степени необычное и сенсационное вмешательство член группы обвинения, брат жертвы, действовал в пользу защиты. Когда Мазуреку был оглашён приговор, Майкл выступил на суде с заявлением. «Я не уверен в его виновности, сказал он. Но я не уверен и в его невиновности». Вместо того чтобы замкнуться, круг стал ещё больше.
Через шесть месяцев после суда, в конце 2010 года, Майкл начал замечать странный, высокочастотный шум в левом ухе. По ночам шипение будило его и не давало снова заснуть. Хуже того, шум часто мучил его в течение дня, особенно когда он пытался преподавать музыку. Он никогда раньше не испытывал звона в ушах и подумал, что это может быть связано с судебным разбирательством. Назначенный судом психолог, оказывающий помощь родственникам жертв преступлений, осмотрел его и согласился с тем, что стресс, вызванный судебным разбирательством, является наиболее вероятной причиной.
Во время судебного процесса Мазурек прислал Майклу письмо не с благодарностью за то, что тот поставил под сомнение доказательство в виде магнитофона, а с намёком на то, что они каким-то образом были на одной стороне. Мазурек продолжал писать из тюрьмы и даже прислал рождественскую открытку. В 2013 году Майкл, наконец, ответил. «Я был удивлён, получив от Вас письмо, потому что Вам, конечно же, ясно, что, несмотря на все мои сомнения в вашей вине, я с подозрением отношусь к Вашей персоне, написал он. Если Вы не виновны, я желаю, чтобы Вас реабилитировали. Если Вы виновны, горите в аду».
К тому времени Майкл всё больше сомневался в виновности Мазурека. После того как суд закончился, Майкл продолжал по ночам, со звоном в ушах, возвращаться, к материалам дела, которые он хранил на своём компьютере в тщательно организованных папках. Это отрицательно сказалось на его браке он расстался со своей женой в 2012 году но он не мог отпустить то, что произошло много лет назад. Он чувствовал, что обязан своим родителями, самому себе и даже немецкой общественности добиться правды. «То, что движет мной это этика. Следует делать то, что правильно с моральной точки зрения, сказал он мне. Я не мог позволить делу закончиться так, как оно закончилось».
Таким образом, он придумал план. В 2013 году он подал гражданский иск, требуя от Мазурека 20000 евро в качестве компенсации за причинённый ему звон в ушах. Это была юридическая уловка: поскольку Мазурек будет защищать себя на том основании, что его неправомерно осудили и, таким образом, он не может нести ответственность за проблемы со слухом у Майкла, суд должен будет пересмотреть факты уголовного процесса, прежде чем прийти к какому-либо заключению. По мнению Майкла, это была возможность «приблизиться к истине».
«Судьи знали, что происходит, и они были в ярости, сказал Йоахим Феллер, который был адвокатом Майкла с 2012 года. Они несколько раз пытались остановить его». Суд настаивал на том, чтобы независимый психиатр осмотрел Майкла и вынес решение о том, был ли его шум в ушах вызван судебным разбирательством. После того как психиатр подтвердил, что связь была, дело, наконец, продолжилось в 2016 году и затянулось более чем на два года.
В отличие от уголовного процесса, в ходе которого внимание прессы было приковано к Мазуреку, теперь оно было нацелено на Майкла. Ему пришлось объяснять своим ученикам, которые знали его как сдержанного, доброго учителя, почему его лицо мелькало в газетах и по телевизору. Он привёз журналистов в Эхинг, а потом отвёл их в лес, где похитили Урсулу. И всё же, кроме близких родственников и друзей Германна, мало кто понимал, почему он взялся за это дело. Местный журналист, освещавший уголовные и гражданские дела, рассказал, что коллеги из отдела новостей часто спрашивали его, почему Германн «не мог просто забыть». «Я сам пытаюсь понять, почему Майкл Германн ведёт себя таким образом, отвечал журналист. Он тихий и спокойный, но по-прежнему изучает папки… У него, видимо, некая форма одержимости».
По мере продвижения судебного процесса становилось ясно, что он был не единственным человеком, сомневающимся в первоначальном приговоре. На стороне защиты выступил физик и эксперт по звукам Бернд Хайдер, который в 1960-х годах с нуля создал свой первый магнитофон и жил в деревне всего в нескольких километрах от Эхинга. Он хорошо помнил освещение преступления в прессе в 1981 году и никогда не слышал о Мазуреке до его ареста. Хайдер следил за процессом 2009 года в средствах массовой информации и, как и Майкл, весьма скептически отнёсся к доказательству в виде магнитофона. Позже он позаимствовал похожее устройство, раздобыл записи телефонных звонков с требованием выкупа и попытался проверить, можно ли воспроизвести выводы государственного эксперта. После года испытаний он пришёл к выводу, что нельзя, и предложил свою помощь адвокату Мазурека.
Ближе к концу рассмотрения гражданского иска у Майкла появился ещё один союзник. Немецкая учёная Барбара Зипсер из Лондона прочитала в Интернете статью о его попытках докопаться до истины. Зипсер росла в Германии, она была ещё ребёнком, когда Урсулу похитили, и помнила весь тот ужас, который она тогда испытала. «Я подумала: «Кто бы это ни сделал, я хочу, чтобы этот человек сидел в тюрьме»», сказала она.
Поскольку специальностью Зипсер является лингвистическое профилирование в колледже Роял Холлоуэй при Лондонском университете она использует современные методы профилирования для идентификации авторов древнегреческих медицинских текстов она решила сравнить записки о выкупе, отправленные похитителями, с образцами почерка Мазурека, которые Хайдер разместил в Интернете. Зипсер проанализировала используемые слова и стиль письма. Тот, кто составлял записки о выкупе, был хорошо образован. По её словам, это был носитель языка, который притворялся иностранцем, пишущим на ломаном немецком языке. «Я уверена, что это был не Мазурек», сказала Зипсер.
Её мнение только укрепилось после того, как она поехала на встречу с Майклом в Германию и провела много часов, просматривая с ним материалы дела. Я знаю, что это невероятная история, но я видела доказательства, и Майкл проделал очень хорошую работу, сказала она. Я поддерживаю его выводы». В течение нескольких лет после уголовного процесса Майкл на 50% был уверен, что Мазурек был похитителем. Теперь его уверенность составляла всего 1%.
В августе 2018 года рассмотрение гражданского иска завершилось, и суд обязал Мазурека выплатить Майклу 7000 за причинение ему шума в ушах. Это была победа, которая для Майкла означала проигрыш, поскольку для принятия решения судьям сначала нужно было договориться с уголовным судом о том, что Мазурек вместе с неустановленным сообщником действительно был тем человеком, который похитил Урсулу.

.