Художники Люсьен Фрейд и Фрэнсис Бэкон дружили несколько десятков лет. Но однажды разошлись навсегда, оставив нам свои картины, которые время от времени встречаются на совместных выставках.
«Кто, по-вашему, сейчас лучший художник в Англии» — спросил однажды 23-летний Люсьен Фрейд своего приятеля, художника Грэма Сазерленда.
Это было в 1945 году. Фрейд хотел бы, наверное, услышать от коллеги: «Лучшим я считаю вас, Люсьен». Но Сазерленд назвал не Фрейда и не себя, что было бы логично: «Ты о нем наверняка даже не слышал. Совершенно уникальный тип. В основном играет в Монте-Карло, потом вдруг возвращается. Если пишет картину, то, как правило, сам же ее уничтожает». Молодому нахальному Фрейду стало интересно. «Меня этот тип заинтересовал. И я написал ему, а может, просто к нему нагрянул, так вот c ним и познакомился» — впоследствии рассказывал он о встрече с Фрэнсисом Бэконом.
Фрейд и Бэкон подружились быстро, несмотря на 12-летнюю разницу в возрасте и массу других различий. Они оба были яркие и самобытные, похожие на диковинных птиц, прилетевших в Лондон по случаю. Двое очевидно талантливых мужчин с необычной внешностью, о которых писали, что у них на двоих «четыре невероятных глаза».
Лондон был неродным для них городом, хотя впоследствии их обоих причислили к Лондонской школе живописи. Понятие в обиход ввел представитель этой «школы», художник Рон Китай, который предложил так условно именовать живописцев, работавших в английской столице во второй половине XX века в русле фигуративизма. Если следовать академическим определениям, фигуративная живопись характеризовалась стремлением «запечатлеть объект, сохранив его схожесть с объектом в реальности». Другими словами, художники Лондонской школы так или иначе пытались отрефлексировать человеческую реальность, до неузнаваемости изменившуюся после Второй мировой войны.
Бэкон творил, поражая фантастически выкрученными портретами людей, словно вывернутыми наизнанку и натянутыми на скелет обратно. Муки, тревога, ужас существования — вот что лежит на поверхности бэконовских работ. Портреты Фрейда многим казались некрасивыми — но некрасивыми завораживающе, как может заворожить самая неприглядная, то есть самая настоящая правда. Он писал людей так, словно хотел, чтобы отворилась дверь — и оттуда вышел совсем другой, подлинный человек.
«Мое понимание портретной живописи идет от неудовлетворенности портретами, которые похожи на людей. Я хочу, чтобы мои портреты были людьми, а не просто были похожи на них. Мне нужно не сходство, а человек», — говорил Фрейд.
«Я хотел бы, чтобы мои картины выглядели так, будто между ними прошел человек, подобно улитке, оставляя след человеческого присутствия и след памяти о событиях прошлого, как улитка оставляет за собой слизь», — это слова Бэкона.
Через тридцать лет Бэкон и Фрейд прервали всякое общение друг с другом (о причинах их разрыва доподлинно ничего не известно), но в середине 40-х «они и дня не могли прожить друг без друга». Так пишет об их дружбе художественный критик Себастьян Сми в своей книге «Искусство соперничества», предлагая именно такую интерпретацию тех отношений, что установились между двумя художниками.
Фрэнсис Бэкон был потомком знаменитого философа, основоположника эмпирической теории бытия. Он родился в 1909 году в Дублине и рано осознал себя гомосексуалом. Был изгнан из дома деспотичным отцом, с большой нежностью относился к собственной няне Джесси Лайтфут, которая прожила с ним всю жизнь, до самой своей смерти. Путь художника он начал с профессии дизайнера интерьеров, но уже в 1945 году его имя вызывало трепет среди ценителей живописи.
Бэкон экспериментировал всю свою художественную жизнь — и при этом его бытовая жизнь тоже была экспериментом: многочисленные любовные связи, страсть к азартным играм и все то, что многими принято называть «деструктивным поведением», были его отличительными чертами. Фрэнсис регулярно влипал в полукриминальные истории, проигрывал деньги в карты и, как следствие, влезал в долги. Однажды один из «кредиторов» художника угрожал отрезать ему руки. В дело в таких случаях обычно вступали представители галереи Marlborough Fine Art, которые, по сути, вели не только все профессиональные дела художника, но и весь его быт — от стирки вещей до оплаты счетов.
Люсьен Фрейд приходился внуком знаменитому психиатру, основоположнику психоанализа. На свет он появился в 1922 году в Берлине. Когда ему было 11 лет, семья эмигрировала в Лондон, подальше от фашистов. Люсьен очень любил мать, которая впоследствии, перед смертью, станет его моделью, и учился, можно сказать, только рисовать, надолго не задерживаясь в частных школах, куда его определяли. Когда Фрейд и Бэкон познакомились, младший из них — Люсьен — ощущал себя скорее учеником, чем мастером.
Фрейд оставил после себя 14 детей, по крайней мере тех, о которых доподлинно известно, что он их отец. Был дважды женат.
Дружба — чувство такое же загадочное, как и любовь: с ней все так же непонятно. Неясно, как она рождается и как умирает. Быть друзьями — это не то же самое, что быть любовниками, дружба не требует обязательной близости. Но порой дружба, как и любовь, оборачивается зависимостью, подчинением, страстью. Творческой враждой. Ну или по крайней мере соперничеством. Люсьен Фрейд и Фрэнсис Бэкон встретились, чтобы нарисовать друг друга. Дать друг другу и забрать друг у друга что-то важное.
Что именно Фрейд признавался, что в момент знакомства его поразило творчество Бэкона, «но покорила меня его личность». «Приведу вам один простой пример, — рассказывал Люсьен. — По молодости лет я то и дело ввязывался в драки. Не потому, что я драчун, просто когда меня задирали, я не понимал, как еще реагировать — только врезать. Если рядом был Фрэнсис, он говорил: «Тебе не кажется, что лучше было бы попробовать им понравиться» И я думал: ну надо же!.. Раньше я никогда особо не задумывался о своем «поведении». В голове как-то само собой возникало, что я хочу сделать, и я это делал. Довольно часто мне хотелось кого-то ударить. Фрэнсис меня не поучал, этого и в помине не было. Но, вероятно, подразумевалось, что, если ты взрослый человек, вроде как распускать руки некрасиво Наверное, есть другой способ решить проблему».
Импульсивный, обаятельный, широкий и легкий на подъем Бэкон, который мог за считаные часы создать прекрасное полотно и вовлечь своих друзей в какую-нибудь авантюру, проводящий сутки в кабаках, — и Фрейд, контрол-фрик, скрупулезно выписывающий каждый завиток на голове модели, фантастически работоспособный и методичный, затворявшийся ради работы на долгое время. Современники Бэкона и Фрейда сходятся во мнении, что отношения между ними были асимметричными. Бэкон был нужен своему младшему товарищу больше, тот временами зависел от него даже материально. Свадьба Фрейда с его первой женой, например, праздновалась в доме Фрэнсиса.
Но при этом Бэкон прислушивался к суждениям Люсьена о живописи, перенимал у него некоторые живописные приемы: сам он почти не учился рисованию, по сути, был самоучкой.
В 1951 году Фрейд и Бэкон заключили своего рода творческое соглашение — нарисовать друг друга. Так появилась целая серия взаимных изображений, которая принесла миру два шедевра, один из которых пока доступен только в репродукции (об этом ниже).
Поначалу из блинов выходили комочки, как пишет Себастьян Сми. При этом «факт такого творческого и дружеского обмена и привнесенный им элемент состязательности открывали перед обоими новый путь развития».
Сохранились карандашные наброски Фрейда, на которых Бэкон изображен в позе, в которой «ни один известный художник не изображал своего собрата». Фрэнсис стоит, улыбаясь, в расстегнутой рубашке, внизу из-под которой в проеме приспущенных штанов виднеется «беззащитный живот». Вроде бы Бэкон придумал эту позу сам, впрочем, воспоминания других моделей Фрейда подтверждают: он никогда не навязывал модели позу.
Эти наброски говорят о том, что Фрейд попытался рисовать быстро, что было для него несвойственно — и с задачей не справился. Он хотел показать своего энергичного друга, поражавшего его каждый день, но показал кого-то другого.
После этого Бэкон пригласил друга позировать. Правда, когда Фрейд пришел, оказалось, портрет почти готов. На картине в полный рост был изображен молодой мужчина в сером костюме, опирающийся на дверной косяк. Себастьян Сми в своей книге рассказывает, что изображение было навеяно случайной ассоциацией — фотографией молодого Кафки. Кафка к Фрейду никакого отношения не имел, портрет, по мнению критика, был мало чем примечателен. Кроме одного: в нем содержится намек на деформации, которые позже Бэкон будет применять в своей живописи. Художнику хотелось уловить «пульсацию личности», ауру, исходящую от человека.
Тем же самым будет руководствоваться и Фрейд, который позже станет говорить, что человек воздействует на окружающее пространство — в его поздних картинах эта идея оживет как факт художественной реальности. Натуралистичные изображения людей, их кожи, несовершенства их тел — это все об этом в том числе.
Но если Фрейд почти мучил своих моделей, заставляя их проводить в выбранной позе долгие часы, то Бэкону присутствие модели всегда мешало: «Если человек мне симпатичен, я не хочу при нем деформировать его черты, как я всегда делаю в своей работе. Мне гораздо спокойнее заниматься деформациями наедине c собой, так я могу намного точнее зафиксировать факт — факт личности».
Деформация, принужденная передавать не только «факт личности» портретируемого, но и отношение к нему художника, в полной мере проявилась в трех других, более известных портретах Люсьена Фрейда. Они были созданы Бэконом в 1969 году. «Три наброска к портрету Люсьена Фрейда» — триптих, где друг художника сидит в разных позах на стуле, впоследствии был продан за 142 миллиона долларов.
В 1952 году Люсьен Фрейд нарисовал удивительный портрет Фрэнсиса Бэкона — небольшого формата, на медной пластине. «Все вокруг считали, что внешность у него никакая, — говорил Фрейд, — но лицо у него было очень даже своеобразное. Мне хотелось, как я сейчас помню, вытащить Бэкона наружу, проявить то, что скрыто за этой невнятностью».
«На законченной картине узнаваемо широкое, щекастое, c тяжелой челюстью лицо Бэкона заполняет все пространство от края до края, уши почти касаются боковых границ. Глаза полузакрыты, смотрят куда-то вниз, но не в пол. Взгляд печально-задумчивый, отрешенный, словно человек на портрете целиком ушел в себя. Трудноуловимое, но незабываемое выражение, в котором странно соединились горькая печаль и проблеск подспудного гнева.
Впоследствии Фрейд добьется мирового признания благодаря телесному изобилию своих картин в сочетании c характерной живописной манерой (плотный слой густой масляной краски). Но в 1952-м, когда он писал Бэкона, манера у него была совершенно иная», — пишет Себастьян Сми.
«Все в этом портрете поражает зрителя — его можно называть странным, — считает Сми. — Но поразительнее всего ведет себя левая бровь Бэкона — ее энергичный арабеск упирается прямо в поперечную морщину в центре лба. Реализмом в буквальном смысле слова тут и не пахнет: никакая нормальная бровь так не своевольничает. Но в ней мотор, движущая сила всего портрета, точно так же как этот портрет — ключ к истории самых интересных, плодотворных — и непрочных — отношений в британском искусстве XX века».
В 1988 году этот портрет был украден во время выставки Люсьена Фрейда в Берлине. С тех пор никто не знает, где он находится. Хотя в начале 90-х Фрейд предпринимал попытки разыскать его для своей очередной ретроспективной выставки в галерее Тейт.
Была изготовлена черно-белая репродукция портрета с надписью «Разыскивается» и обещано солидное вознаграждение. Плакат напечатали тиражом в две c половиной тысячи экземпляров и расклеили по всему Берлину. Сам Фрейд обращался к похитителю с просьбой: «Не согласится ли тот, кто в настоящее время держит у себя картину, предоставить мне ее на время выставки, которая состоится в следующем июне» Это изображение друга было дорого художнику.
Однажды Бэкон, когда они уже не дружили с Фрейдом сказал своему знакомому: «Знаешь, что не так c живописью Люсьена Она реалистична, не будучи реальной». Судя по всему, это высказывание художника адресовано прежде всего тому самому портрету 1952 года. Бэкон — нетерпеливый и непоседливый, странный и харизматичный — буквально измучился тогда за время, проведенное в качестве модели в мастерской Фрейда. И портрет, написанный Люсьеном, отразил эти его черты. В этом и заключается, по мысли Себастьяна Сми, главный секрет данного шедевра.
Украденный портрет Фрэнсиса Бэкона авторства Люсьена Фрейда передает то, что было свойственно обоим художникам, — убийственную силу творческого посыла. Ну и взаимное чувство, конечно, которое трансформировалось за время их общения так же, как и их художественная манера. Кто знает: если бы не их дружба, стали бы они теми, кем стали
