Ёптель

это не вероятно, но факт!

России становится больше

России становится больше Теперь у нас будут новые соотечественники, точнее — сограждане, граждане общей нашей страны. Недавно на теме гражданства, солидарности и сопричастности споткнулся один

Теперь у нас будут новые соотечественники, точнее — сограждане, граждане общей нашей страны.
Недавно на теме гражданства, солидарности и сопричастности споткнулся один разговор. Коллега внезапно сказал: «А какие они нам сограждане, какие они русские, если они уже 30 лет живут на Украине Вот пусть бы там и жили, строили отношения с тамошней властью. Зачем мы полезли в их внутренний гражданский конфликт»
Как вы понимаете, тех, кто так думает, молча или громко — самые громко думающие уже в районе КПП «Верхний Ларс», — довольно много. Хотя и не большинство.
Разве причастность к России определяется паспортом и границами Разве, оказавшись не по своей вине и не по своему выбору в другой стране, эти люди перестали быть нашими и перестали быть русскими Разве можно вот так взять и заставить людей отказаться от своей идентичности просто потому, что надо благополучно жить в другой стране, которая нелояльна к твоей культуре, языку и истории, которая не хочет видеть в тебе русского человека и не позволяет им быть Отказаться от себя, чтобы быть благополучным.
Как видим, эта позиция — становитесь другими, становитесь латышами, эстонцами, украинцами, поляками, но только не оставайтесь русскими — открыто заявлена в свободном западном мире. А не хотите — добро пожаловать в ад. В этом аду и находились те, кто жил на Украине после Майдана. Донбассу удалось восстать, другие регионы, где большинство составляли русские люди, находились под репрессиями, над ними совершали эксперимент по лишению идентичности, манкуртизацию. И отчасти, кстати, получилось. Из многих русских людей выросли украинские каратели, которые теперь убивают своих же. Но остались непоколебимые люди, которые сохранили свою русскость, как сохранили катакомбные первохристиане свою веру.
Как мы видим, одни русские платят за право быть с русскими и быть с Россией цену крови, самую высокую цену. А другие русские несутся, роняя жен, детей, собак, самокаты, машины и тапки, в сторону грузинской границы. Так кто же такие русские
В широком смысле, если мы говорим о большой русской гражданской нации, которая формируется на наших глазах. Это те люди, которые по паспорту Российской Федерации — граждане нашей страны Совершенно точно, что паспорт — не единственный и не исчерпывающий критерий. Те, кто сейчас бежит от мобилизации с российским паспортом, полученным, согласно всем штатным процедурам, в 16 лет, — они разве наши А те, кто сейчас на Украине голосует за присоединение к России на референдумах, через долгие и героические восемь лет сопротивления украинизации и глобализации, майданизации и бандеризации — они разве не наши Несмотря на весь глобалистский вой, несмотря на боевые действия, несмотря на то, что «весь мир» против — голосуют за то, чтобы быть Россией. Честно, с моими новыми согражданами я чувствую гораздо большее родство, чем с убеганцами и испуганцами, которые позорят мою страну трусостью в глазах грузин и казахов.
Хорошие русские для Запада — это вот такие, раздавленные страхом. Еще «более лучшие» — это русские, которые внутри страны готовят теракты и акции неповиновения властям, пытаясь уничтожить гражданское единство внутри России, или те, что управляют этими процессами, сидя в Варшаве, Праге и Лондоне. Вот эти русские — более-менее неплохи. Совсем идеальные для наших бывших западных партнеров — это бывшие русские, которые приняли идентичность агрессивного украинства, стали частью бандеровского нацистского проекта и теперь уничтожают русских с остервенением и упоением, убивая не врагов, а убивая самих себя, свою страну и свою культуру. Оманкурченные русские — вот прекрасный инструмент для ведения войны с русскими же. Но он нужен только ситуационно, потом вся террористическая антироссийская субкультура войны и террора должна будет сгинуть. Запад умеет прагматично утилизировать отслуживший свое и выработанный человеческий ресурс.
Про этих, бывших, мы все уже знаем и понимаем. На самом деле нам приятно смотреть им вслед с презрением и гневом. В осуждении есть свое упоение. Мы же не такие. А какие Мы могли бы восемь лет сопротивляться так, как сопротивлялись русские Донбасса Восемь лет под обстрелами. Восемь лет террора. Восемь лет тайной полиции, пыточных, нацбатальонов, допросов, слежки, выявления неугодных. Ведь многие семьи оказались разделены. Муж, отец, сын служат в ДНР или ЛНР, воюют на линии соприкосновения, а их родные оказались в тылу у украинской власти. Одно неосторожное слово, чей-то донос, телефонный звонок — и ты заложник, и тебя пытают, и у тебя узнают, где сейчас твой близкий. То, о чем мы читали только в книгах, то, что нам преподавали как пример героизма и мужества, пришлось пережить и открыть в себе тем русским, что остались на Украине после Майдана.
Любимые вопросы моего детства, которые мы задавали сами себе, читая про пионеров-героев, про комсомольцев-героев: а мы могли бы выдержать под пытками А мы могли бы так сражаться с фашистами А мы в плену не сдали бы своих А если бы иглы под ногти А если бы вырывали суставы А если бы током И эти вопросы оставались без ответа, к счастью. В мирные годы можно пребывать в счастливом неведении относительно самого себя. А теперь жизнь берет и ставит эти вопросы перед нами. Ну нет, не эти, конечно. А пока очень простой вопрос: уклоняешься от мобилизации — да или нет
А донецкие — они сами, добровольно шли в ополчение. Даже женщины. И ополченцев, и их родных, и просто мирных людей на Украине уничтожали. Точно так же, как нацистские каратели. И вопросы, которые мы в детстве не всерьез ставили перед собой, вставали перед ними вполне конкретно — в ходе пыток и боев.
Тогда, когда в Москве большинство людей отказывались даже думать о выборе сложнее, чем каршеринг или самокат, смузи или крафтовое пиво. Десятилетия мира — а нескольким поколениям повезло вырасти в полном благополучии и изобилии — сделали из нас расслабленных русских, изнеженных, избалованных, которым больно, боязно и невыносимо прощаться с иллюзией о безопасном для нас и доброжелательном мире. Он никогда таким не был, но нам, любимым внукам и правнукам победителей 1945-го, просто очень повезло. Уж очень наши деды берегли нас. Уж очень любили.
Теперь же мы все поняли, что лежит под этой фразой — «фронтовики не любили рассказывать о войне». Не хотели, чтобы дети знали, из чего она на самом деле состоит. Может быть, и стоило говорить больше. Не держать нас в вате. Не держать нас в неведении до последнего. Но что уж теперь.
Донецкие русские встретились с реальностью гораздо раньше нас. И сделали выбор. Кстати, оттуда тоже убегали. Кто в Москву, а кто в Киев, Львов и Варшаву.
О тех, кто никуда не убежал, напишут книги. Например. Вот идет обычный человек по городу Санкт-Петербургу, солнце, осень, архитектура. А друзья рассказывают (сам-то он не скажет) — воевал, был в плену, бежал, выпрыгнул из палаты госпиталя, вырвав из тела трубки, но как-то скрылся, выжил, выбрался, был весь сломанный, но восстановился, работает, не получал российский паспорт несколько лет, потому что хотел проголосовать как гражданин ДНР за вхождение в состав России. Верил, что так будет. Судьба человека. И не один он такой.
Мы до конца не понимаем, какой силы и каких нравственных качеств русские люди возвращаются сейчас в Россию.
Мы много лет жили рядом с теми, кому Россия была ненавистна, неприятна, отвратительна и враждебна. Они не стеснялись своих чувств и ежедневно рассказывали о том, как ужасны все мы, русские, и как темна и безнадежна наша страна. Мы читали о русских солдатах — насильниках немок, об ужасной тоталитарной системе, которая из века в век смалывает лучших людей (это они, конечно, они!), об ужасном, темном, агрессивном народе, неприятном даже на лицо, о мракобесных верующих, о позорном русском историческом пути, по которому мы идем от одной катастрофы к другой. Мучились, стыдились, осуждали — и жили в России, как правило, благополучно. Теперь большинство отправилось в сторону «Верхнего Ларса фон Триера», как удачно пошутили в интернете. Надеемся, без обратного билета на самокат.
И все эти годы — невозможно поверить, да — с той стороны границы жили люди, которые хотели быть русскими и жить в России, несмотря на все то злое и несправедливое, что пишут и говорят о России и русских людях. И это их желание стоило им потери дома, страны, гражданства, запрета на свободное передвижение по миру (с паспортами ЛНР и ДНР нельзя было никуда в Европу). За желание оставаться русскими их убивали — сначала просто нацбаты типа «Азова»* и «Айдара»*, а потом уже дальнобойным калибром натовской артиллерии.
Одни русские ни во что не ставили свою страну и себя и проклинали ее на чем свет стоит, хотя видели от нее только добро и неплохие бонусы на личный счет. Другие русские положили на этот алтарь культуры, языка и веры свои жизни и жизни детей, хотя формально Россия им была чужой страной. Третьи — это мы, которые все эти годы спокойно и благополучно жили в своей стране, воспринимая благо быть русским в России как данность. И сейчас мы оказались между этими двумя способами жить: проклинать или защищать, сдаваться или сражаться.
Наши новые русские соотечественники — это проверка для нас самих. Критерий. Пример. Какие мы русские Достаточно ли хороши сами для себя И достаточно ли мы хороши для наших великих героических предков Наследники ли мы великой истории России и вершители ее или трусливые беглые «ларсы» на самокатиках
Сейчас история проверит.
И нам будет спокойнее стоять рядом с теми, кто отвоевал свое право быть Россией. Они уже прошли проверку.
Добро пожаловать, дорогие! Чуть перефразируя величайшего полководца Александра Васильевича Суворова, хочется приветствовать наших новых сограждан его замечательной формулой, которая сегодня уместна, как никогда: «Вы русские, какой восторг!»
* Террористическая организация, запрещенная в России.

.