«Ветер за кабиною носится с пылью…» хрипло вещал динамик старенького автомобильного радио. Ему высоким фальцетом вторил Сидоров, водитель со стажем. Он сидел в кабине своего «Урала» и, крутя баранку левой рукой, пытался поджечь спичку. Но проклятое изделие калужской фабрики, как видно, было разработано с соблюдением всех норм пожарной безопасности. Наконец, после поистине геркулесовых усилий, его труды были вознаграждены: отвратительно шипя и плюясь искрами, спичка все же воспламенилась, обдав Сидорова удушливым серным запахом. Раскурив помятую «Беломорину», он счастливо вздохнул. Вот уже вторые сутки Сидоров находился в дороге, но ему было не привыкать, за двенадцать лет работы шофером приходилось совершать и более длительные поездки, по две недели не вылезая из-за баранки.
Дорога понемногу становилась все хуже и хуже. Ему приходилось объезжать препятствия, то и дело возникающие на пути. Не обращая внимания на пепел, который сыпался на его изрядное брюшко, плотно обтянутое старым свитером домашней вязки, Сидоров уверенно вел свой грузовик к геологоразведчикам. В кузове, накрытом потемневшим от времени и дождей брезентом, лежали ящики с консервами, контейнеры с оборудованием и сорокалитровая канистра со спиртом, до которого геологи были большие охотники. Они заваливали управление геологоразведки требованиями увеличить норму отпуска этой жидкости для «обслуживания приборов», но вряд ли можно было предположить, что кто-то может использовать спирт для столь низменных целей. Подумав о спирте, Сидоров сглотнул набежавшую слюну и твердо решил задержаться у геологов на денек-другой. Согреваемый этими приятными мыслями, он продолжал свой путь по присыпанной первым снегом дороге, которая уводила его все дальше и дальше от обжитых мест. Старик в последней деревне, где Сидоров остановился на ночь, сказал ему, что теперь верст на сто не встретится человеческого жилья, только пара заброшенных деревень далеко в глуши. Сидоров улыбнулся. Старик, видать, давно выжил из ума, потому что начал нести несусветную чушь. Он говорил о нечисти, которая свила себе гнездо в покинутых селениях, о кровожадных оборотнях и прочей гадости. При этом дед тряс головой и горячо убеждал Сидорова не останавливаться в этих местах даже днем, что бы ему там не померещилось.
Словно в ответ на свои мысли, на обочине дороги Сидоров увидел сгорбленную фигуру, закутанную в платок, отчаянно махавшую ему руками. Мигом позабыв дедовы наставления, он нажал на тормоза и «Урал», скрипнув колодками, остановился.
Вот спасибочки, влезая в кабину, поблагодарила Сидорова бабка, а то ступа-то моя развалилась совсем, дребезжала она, пытаясь втащить в кабину метлу, треснувшая ручка которой была перемотана синей изолентой.
А вам куда, бабушка с трудом преодолевая испуг, пролепетал Сидоров, незаметно щипая себя, желая убедиться, что не спит. Бабка, вылитая Баба Яга из сказок, не исчезала.
Да ты не сумлевайся, милай, успокоила его старушка, обламывая со своего крючковатого носа сосульку. Я самая что ни на есть настоящая, а ехать тут недалече, к ночи доберемся до моей избы.
Ладно, бабуль, хватит меня разыгрывать, пришел в себя Сидоров пытаясь унять дрожь в руках. Я ведь уже не маленький, в сказки не верю.
Hо-но! погрозила своим узловатым пальцем старуха, Ты говори, говори да не заговаривайся, а то я тихая, тихая, но как осерчаю, самой страшно становится!
Взглянув на ноготь длиной не менее трех сантиметров, Сидоров потерял всякое желание спорить с умалишенной. Не вселял оптимизма и желтый клык, который, оттопыривая верхнюю губу, торчал из в общем-то абсолютно беззубой пасти карги. Довольная произведенным эффектом, старуха сменила гнев на милость:
Ладно, касатик, не бойся, нынче я добрая, успокоила его Баба Яга. Приедем, я баньку истоплю…
Сидоров, лихорадочно перебиравший в памяти сказки, прочитанные в детстве, при упоминании о баньке совсем упал духом. Слишком уж часто в сказках упоминалось: сходит добрый молодец в баньку, а потом его к столу в качестве угощения, да спасибо, если зажарят, а то ведь живьем слопают.
«Надо бежать, застряла в его голове одна-единственная мысль. Но куда Кругом одни медведи да волки и еще неизвестно какая нечисть. Эх, предупреждал меня дед не останавливайся, дубина стоеросовая!!! Если пронесет с дальних рейсов уйду, звали ведь механиком в гараж».
Баба Яга тем временем своим надтреснутым голосом подсказывала, куда сворачивать. И, хотя Сидоров помнил дорогу, ему показалось, что они кружат по одному и тому же месту. Наконец, Яга с облегчением вздохнула:
Ну вот, приехали. Так и знала, что она сюда забредет. Нравится ей здесь.
Она открыла дверь и с оханьем вылезла.
