Ёптель

это не вероятно, но факт!

«Там не просто держали людей — это было их плановое уничтожение»

«Там не просто держали людей — это было их плановое уничтожение» Бывшие узники Освенцима — о том, как сломались их судьбы в самом страшном лагере смерти 27 января 1945 года советские войска

Бывшие узники Освенцима — о том, как сломались их судьбы в самом страшном лагере смерти
27 января 1945 года советские войска освободили Освенцим — лагерь, ставший одной из самых трагичных вех в истории человечества; лагерь, чья жуткая слава набатом гремит сквозь десятилетия; лагерь, где жизнь не стоила ничего.
«В тот день мама видела нас в последний раз»
Сегодня Галину Булчакову зовут Мария Хёрль. До войны ее семья жила в Белоруссии и состояла из семи человек: мамы, папы, трех старших братьев, сестры и ее самой. В войну родители были партизанами. Однажды, в 1943 году, к ним домой пришел человек в форме и велел собираться. Сначала всех отправили в лагерь Майданек, а после — в Освенцим.
В лагере их сразу же разлучили. Мария точно не знает, сколько ей было тогда лет, — предполагает, что около двух. Мать отправили работать на поле, с дочерью разрешали видеться раз в неделю по полчаса. Позже женщину увезли в Равенсбрюк, и Мария осталась одна.
— Я была совсем маленькой, не говорила, никто обо мне ничего не знал. И я тоже не знала, — рассказала бывшая узница. — Про сестру ничего не помню — как она выглядела, что с ней происходило в лагере, были ли мы вместе. Может, и нет. Но 19 января 1945 года она была жива — в тот день мама видела нас в последний раз.
Девочку освободили 27 января 1945 года, а затем забрали в детский дом. Там она получила имя Мария. Ее хотела удочерить медсестра-полячка, но муж не разрешил — своих ртов хватало. Тогда женщина рассказала о Галине-Марии друзьям, и те стали ее приемной семьей.
— В 1959 году умер папа (приемный), а я узнала, что одна женщина по радио искала дочь по номеру, который выбили в Освенциме. Это был мой номер, — вспоминает Мария.
Встретиться с родней получилось не сразу — разбитая смертью мужа приемная мать очень обижалась, что девочка хочет найти кровных родственников.
— Братья с мамой виделись, потому что они знали, кто они, — объясняет Мария.
По ее словам, мать иногда рассказывала им про Освенцим и они содрогались от ужаса. В историях фигурировали постоянные побои палками и непрерывный «дым смерти» из крематориев. Сегодня Мария живет в Вене, на родине своего мужа.
«Крематории работали круглосуточно, но даже их было мало»
Евгений Ковалев к 1941 году окончил пять классов. В 1943 году во время партизанской разведки его схватили немцы, оккупировавшие Смоленщину. После длительных допросов и нескольких лагерей он оказался в Освенциме.
— Ехали мы очень долго, привезли уже ночью в город и начали выгружать. С нами были и дети, и женщины — все вместе. Потом женщин и детей отделили от нас. Это была станция Аушвиц, — вспоминает он.
Евгения вместе с остальными узниками пригнали к большому бараку, построили, раздели догола и погнали в санпропускник.
— Всех остригли, обрили кругом, под мышками какой-то жидкостью намазали — она аж пузыриться стала, кожа горела вся. Под холодный душ загнали всех плетками, голых, удары прямо до крови разрубали, — рассказывает он.
После этой унизительной процедуры заключенным выбили личные номера. Рассказывая об этом, мужчина закатывает рукав и показывает руку — на ней зеленеют татуированные цифры «149568».
— Дали полосатую одежду: брюки, куртку и шапку, а на ноги — гольцшуги. Это деревяшки долбленые без ничего, идти в них невозможно было, под мышкой несли. Пригнали на карантин в барак, всучили овощную баланду, — продолжает Евгений Ковалев.
Так для Евгения начался Освенцим. Утром измерение температуры — фашисты опасались эпидемии тифа.
— Там были наши, русские военнопленные. Они говорят: «Вы смотрите, чтобы у вас температуры не было, потому что тогда всё — сожгут», — рассказывает он.
В обед давали жидкую похлебку из овощей, вечером — маленькую буханку хлеба на четверых и чай. Все остальное время заключенных или гоняли по площадке, избивая палками и плетками, или отправляли на работы.
— Я попал на 32-й блок. Меня определили в рабочую команду на овощехранилище, Kartoffeln Lagerhalle по-немецки. Мы рыли подвалы, стенки выкладывали. Надзор был очень сильный: форарбайтеры, капо, били постоянно, — вспоминает бывший узник.
В конце 1944 года из этой команды отобрали подростков 14–15 лет и перевели в 29-й блок, чтобы они убирали лагерь. Был среди них и Евгений Ковалев.
— Каждую неделю проводили селекцию. Главный врач Освенцима Менгеле выбирал: кого в крематорий, кого оставить. Мне пришлось проходить эту процедуру три раза, — вспоминает он.
Крематории работали круглосуточно, но даже их было мало. Часть заключенных сжигали в специально вырытых для этого ямах.
— Однажды перед своей казнью восстали евреи, перебили часть эсэсовцев. Немцы их перестреляли, поубивали, расставили стулья на посту, подперли палками мертвых, и несколько дней они так сидели, — говорит Евгений Ковалев.
Однажды после селекции его с товарищами выгнали в соседний цыганский лагерь, и заключенные поняли — убьют.
— Ждали день, два, три. Страшно было, места не находили. В бараке там ящики были, открываем — одежда детская, ботиночки. Второй открываем — тюки волос, уже спрессованные, приготовленные куда-то на отправку. У них всё шло в дело, у немцев, — ужасается бывший заключенный.
Через три дня их погрузили в вагоны и увезли в Чехословакию — в филиал Освенцима. Там Евгений Ковалев с остальными узниками ремонтировал рельсы и отсыпал железнодорожные пути.
— Тепло было, конец апреля, чехи из команды говорят: «Вот русские придут, русские придут». А когда Никто же не знал. Потом как-то раз ночью нас всех подняли, построили в шеренгу, впереди броневик, жандармы, автоматчики на мотоциклах, пулеметы, и погнали куда-то за город далеко, — рассказывает он.
Заключенных пригнали на небольшую полянку, и они решили, что их собрались расстреливать. Однако через час надзиратели неожиданно оставили их.
— Смотрим, их нет, уходят. Появились три чеха, они надели повязки и сказали: «Товарищи, мол, не расходитесь, мы вас охранять будем, мы коммунисты, в ответе за ваши судьбы. Мы вас в лагерь ведем и будем ждать прихода Советской армии, потому что она вот-вот», — вспоминает Евгений Ковалев.
Домой он вернулся не сразу — пришлось пройти проверки в КГБ и СМЕРШ. Приехав на родную Смоленщину, Евгений узнал, что все четверо братьев погибли. В 1946 году его призвали в армию.
Сегодня он старается делиться своей историей как можно чаще — беседует с журналистами, приходит на уроки к школьникам, «потому что такое не должно повториться».
«Это были те, кто уже не мог подняться»
Когда советская армия шла по территории Польши, старший лейтенант Иван Мартынушкин служил в 322-й дивизии Первого украинского фронта 60-й армии.
— Мы не знали, что идем освобождать Освенцим. Просто после Кракова шли дальше на запад, —вспоминает ветеран.
В ходе операции Иван Мартынушкин с товарищами добрались до Освенцима.
— Там было огромное поле, полностью огороженное мощным забором из колючей проволоки с электрическими проводами. Вот тогда мы узнали, что это лагерь Освенцим — там его называли «Аушвиц», — рассказывает он.
Перед советскими солдатами стояла задача провести зачистку местности. Быстро выполнив ее, они не стали надолго задерживаться в освобожденном лагере — нужно было двигаться дальше, на Одер.
— У нас было буквально 20–30 минут. Я со своими офицерами зашел в лагерь. Увидели группу людей у барака. Попытались общаться, но они нас не понимали… Но было ясно, что они осознают — пришли освободители. Эти люди на себя показывали и говорили: «Хунгари (Hungary — Венгрия)», — делится Иван Мартынушкин.
Узники, по его воспоминаниям, были очень худыми и кутались в грязные лохмотья, чтобы согреться. Старший лейтенант заглянул в барак.
— Мы даже не столько видели, сколько чувствовали, что на этих чуть ли не трехъярусных нарах есть люди. Видимо, это были те, кто уже не мог подняться. Там стояла тяжелая очень атмосфера, — делится воспоминаниями ветеран.
Позже он узнал, что перед приходом Советской армии всех, кто мог передвигаться, собрали и погнали вглубь территории Польши.
Масштаб произошедшего Иван Мартынушкин осознал не сразу. Только после войны, читая статьи о Нюрнбергском процессе, он начал понимать, что значил тот день.
— Когда начали публиковать эти факты, наступил шок — какой ужасный это был лагерь. Там не просто держали людей — это было их плановое уничтожение. Оттуда, из материалов процесса, я узнал, что на наших воинах — их было 15 тыс. — первых и испытывали газ «Циклон-Б», — объясняет ветеран.
Сегодня, подчеркивает он, очень важно сохранять память о тех трагических событиях и передавать ее следующим поколениям. Иван Мартынушкин всегда старается общаться с журналистами, его приглашают на встречи со студентами и школьниками. В этом году позвали на Пятый форум памяти Холокоста, который прошёл в Иерусалиме 23 января и собрал почти 50 мировых лидеров в преддверии 75-летия освобождения Освенцима. Но поехать на мероприятие он не смог — годы…

.