Работы Готфрида Хельнвайна пугают, ужасают, провоцируют, вызывают отвращение и восхищение, но не оставляют равнодушным. Этого художника называют рок-звездой от изобразительного искусства, хотя поле его работы простирается далеко за пределы живописи — в фото, театральные постановки, постмодернистские арт-практики. Им восхищаются и его порицают — главным образом из-за пугающих и реалистичных до тошноты полотен.
Хельнвайн родился в 1948 году в Вене. Страна, потерпевшая поражение в войне, испытывала посттравматический кризис. Над городом повисла апатия и депрессия. От детей прятали фотоснимки родственников, носивших нацистскую военную форму. Ужас войны оставил след в каждой семье, но на эту тему старались не говорить. Детям дарили игрушки, приносящие временную радость, как обезболивающие таблетки, которые снимают симптомы, но болезнь остается. Шли черно-белые дни, безрадостное детство.
Посттравматический синдром страны, потерпевшей поражение, сформировал творческий метод и атмосферу его работ. На его полотнах действительность обрела облик беды: изувеченное дитя как истерзанная, вывернутая наизнанку человечность — в нацистском кителе, с седыми волосами и перебинтованной, окровавленной головой. За этим монолитом засвидетельствованного ужаса стоит многоликий, но нисколько не лицемерный Хельнвайн, свободно рассуждающий о массовой культуре и гуманистических идеалах, — фотограф, живописец, организатор перформансов и инсталляций, автор обложек альбомов Rammstein и Scorpions, фотосессий для Мэрилина Мэнсона.
В 1965 году Хельнвайн посещал Экспериментальный институт высшего графического образования, а в 1969 году поступил в Венскую Академию Художеств. Уже тогда на его счету были провокационные истории — он резал руки в знак протеста против косных академических заданий, вооружался бритвой и оставлял раны на лице, после заклеивал всё пластырем и перебинтовывал. Сознание неизбежно преобразовало тело — нанесение увечий самому себе было инструментом многих акционистов того времени.
В семидесятых годах появляется жуткие рисунки: изуродованные дети рядом с развеселыми утятами с рюкзаками, люди с игрушечными клювами вместо носа, целый цикл людей над вырытыми могилами — люди обезличены с помощью масок и бандажей, а у ям идеально правильные линии. В 70х Хельнвайн попал под влияние венского акционизма — провокационного арт-движения, превратившего насилие в зрелище, высвобождающее предельную агрессию. Художник шокирует народ своими хеппинингами*. С повязкой на лице, стоя на коленях, он протягивал руки к прохожим, прося о помощи. Но люди проходили мимо, старались не обращать внимание. Так появилась идея обезличивания, которая вылилась в серию автопортретов с забинтованной головой и хирургическими инструментами. Так появилась идея обезличивания, которая вылилась в серию автопортретов с забинтованной головой и хирургическими инструментами.
Перформативная тенденция только набирала обороты и активно действовала в этом ключе все 80е. Хельнвайн провел инсталляцию под названием “Селекция”. Инсталляция была приурочена к 50-й годовщине “хрустальной ночи”. Огромные портреты детей развесили напротив музея Ладвига (все музеии отказали Хельнвайну в проведении инсталляции, ссылаясь на чрезмерную провокационность). Идея инсталляции заключалась в том, чтобы предоставить зрителям выбор, кто из детей соответствует “сверхрасе”, а кому уготованы концентрационные лагеря. “Селекцией” Хельнвайн проводил параллель с ужасной идеологией Третьего рейха, которые считали, что могут решать судьбу всего человечества. Ночью вандалы изрезали полотна и под каждым портретом оставили надпись “Дегенеративное искусство”.
Неудивительно, что за подобные акции Хельнвайну нередко приходилось отвечать перед законом. В 1983 году появился фильм «Хельнвайн» — у художника уже было громкое имя и неоднозначная слава.
К 1990 году Готфрид Хельнвайн пришел к портретной фотографии — он запечатлел «героев времени», эру Голливуда и рок-н-ролла. В серии «Faces» портреты Энди Уорхола, Лу Рида, Арнольда Шварценеггера, Чарльза Буковски, Кита Ричардса, Майкла Джексона, Клинта Иствуда, Мика Джагерра и других небезызвестных персон.
К слову, неординарный Хельнвайн водил дружбу с теми, кто стал голосом поколения — в 1982 году обложкой альбома «Blackout» Scorpions стал его автопортрет. Позже активно участвовал в релизе «Sehnsucht» Rammstein — разработал альбомный буклет, вновь используя бытовые кухонные предметы в качестве наспех сделанных протезов. Сходство обложек, как говорится, налицо, правда, разница между ними — 15 лет.
Совместная работа связывает Хельнвайна с «Антихристом» от массовой культуры — Мэрилином Мэнсоном. Неудивительно, что Готфрид занимался визуальным аспектом именно для пятого альбома«Golden Age of Grotesque» (2003), идеей которого стала сила искусства, способная противостоять даже тоталитарному режиму. Появилась серия фото, для которых Мэнсон обратился в инфернального Микки Мауса, а его подружка, звезда бурлеска Дита фон Тиз, вооружилась шприцом и стала наставницей для маленькой девочки. Позже появилась еще одна серия — Мэнсон, та же девочка и оружие. Подобная эстетика соблюдается и в видео «This Is New Shit», и особенно в «mOBSCENE». С шок-рокером Хельнвайна роднит способность вытащить из подвалов всю подноготную семей, которые умело прячут скелеты в шкафу и скрывают свои девиантные игрища. И Мэнсон, и Хельнвайн отказываются молчать и следовать правилам благопристойности.
Параллельно теме травмы, оставшейся от макабрической пляски нацистского движения, Хельнвайн не оставлял тему массового искусства. Рядом с полком раненых и юных всегда шагали герои американской культуры — правда, Дональд Дак, Микки Маус, Гуфи, кролик из Зазеркалья и прочие не так радужно оформлены, как мы привыкли видеть. Пропаганду оптимизма и стабильности он снова повернул другой стороной, обнажив неугодную правду: любимые персонажи двулики — с одной стороны, источники вдохновения, с другой стороны, подобны антидепрессантам, которые просто облегчают симптомы. Недаром небезызвестный Уильям С. Берроуз высказывался по поводу его творчества: «Хельнвайн — это мастер неожиданного узнавания».
Смелость Хельнвайна — свойство не только семантики его творчества, но и плана выражения. Именно он владеет и развивает метод «mixed media», стирая границы между реальным и виртуальным воплощением, смешивая разные приемы и средства. Огромные изображения, распечатанные на баннерной ткани, прорисовываются акриловыми красками. Теперь такая техника в его творчестве преобладает. В 2009 появился, пожалуй, один из гиперреалистичных циклов, который и сегодня вызывает резонанс, — «The Murmur of the Innocents» / «Скорбь по невинным». Отчаянный ужас достиг своего апогея — бледное дитя, поседевшее, пало жертвой карателя, который остался за кадром.
Хельнвайн не единожды задавался вопросом, почему принято воспринимать ребенка как субчеловека, у которого не может быть голоса, почему детская честность и импульсивность буквально ампутируются. Невинные и измученные дети заполняют творчество Хельнвайна. Он пишет громадные гиперреалистичные картины. В своих работах художник разоблачает извращение, насилие, фашизм, и прочие пороки. Он не всегда показывает причину лицом, а делает лишь намеки, намеки настолько мощные, что могут свалить с ног.
Сегодня Хельнвайн — признанный мастер сплава посттравматического эффекта и гиперреализма. Одна из последних его работ датирована 2015 годом — это сценография для театральной постановки «120 дней Содома», основанной на произведении де Сада и киноленте Пазолини, в берлинском народном театре. Как заявил Хельнвайн, тело — эстетический объект, а сцена — поле борьбы, и для послевоенного поколения это особенно актуально. На сцене развернута инсталляция-супермаркет, огромные полки с пепси, чипсами и порошками, противостоящие голому, кровавому месиву, в котором с трудом узнаются люди.
Общество массового потребления — пластический хирург действительности, ловко наслаивающий ценности на билборды: медиагонка, современные автомобили, литры кока-колы, натянутые улыбки. Казалось бы, такая зашоренность и тотальная амнезия по отношению к истории и преступлениям — результат операции, которая скрыла все застарелые рубцы. Тем не менее, заражение неизбежно. Готфрид Хельнвайн в этом мире отнюдь не обличитель, он скорее такой же хирург, но вскрывающий швы и выталкивающий гной наружу. По его словам, искусство должно затрагивать людей подобно скальпелю. Попытки моралистов отвернуться от его полотен понятны — эти шрамы не радуют глаз, однако едва ли у кого-то получится уверенно и искренне заявить его изувеченным героям: «Доктор сказал, что вас не существует».
