» Напеваю про себя. Пишешь и поешь, еле заметно. Иначе пейзаж не получится, будет тупой, дурной пейзаж. Никому он не нужен такой. А когда в сочетании с русской музыкой Это все одно и то же: музыка, живопись, литература, поэзия. Все там заложено. Все, что дается от Бога, то душой воспринимается.
Пейзаж у меня связывается не только с романсом и с Чайковским, и Рахманиновым, и Мусоргским. Когда я церквушку пишу, мне почему-то мерещится Мусоргский. Почему я и сам не знаю. Когда я пишу в Ельце белую церковь Введенскую, то и там Мусоргский. А когда я писал собор внутри, там таинственность какая-то. Там никакой музыки нет. Молчание. У меня такое ощущение я там два часа побыл, писал этюд что сзади вроде кто-то стоит, обернешься нет никого. Икона Казанской Божьей Матери напротив. Когда на нее смотрел, то у меня останавливалась кисть, как-то руки замирали. Таинственность мощная. Очень трудно писать в соборе. Сам не знаю, почему. Просто там присутствует что-то такое, неизвестное человеку.
Под Верди что-то серьезное надо писать. Пейзаж или натюрморт не важно. Там должны быть краски такие мощные. Как оркестр флейты, скрипки Очень красивая мелодия должна идти.»